Мужчина вскрикнул, рефлекторно прикрывая лицо руками — несколько острых каменных осколков рассекли ему щёку. И буквально нырнул в проход.
Таэр замерла у прохода, прижавшись к стене, переглянулась с напарником и, дождавшись его кивка, выставила на вытянутых руках пулевик и нажала на спусковую клавишу. Спустя буквально мгновение уже два пулевика с жужжанием поливали огнём уборную. Небольшое помещение заполнилось треском пуль, звоном лопающихся плит наружной отделки и хрустом разрываемых пластиковых перегородок. Не прекращая стрелять, они одним быстрым рывком ворвались внутрь и сразу же разошлись в стороны, подальше от проема, в который так удобно послать очередь.
Стреляющие замерли, осторожно водя стволами, но никто не стрелял в ответ — новых целей не было.
Небольшое помещение общественной уборной — буквально шагов пятнадцать длинной, отделанное плитками из кремового мрамора — было всё изрыто многочисленными попаданиями. Перегородки индивидуальных кабинок — искрошены и валялись на полу, который быстро покрывался водой, хлещущей из разбитых бачков и раковин. В воздухе стояла мелкая каменная пыль. Тут и там в стенах зияли темно красные пятна пластира, появившиеся на месте расколотых плит.
В центре, прямо на полу, лежал лицом вниз темноволосый мужчина в коричневом пиджаке — цель. В его спине зияло три дыры в районе позвоночника. За целью, возле противоположной стены, засыпанная осколками зеркала, застыла в нелепой позе молодая женщина. Раковина, возле которой она стояла, была расколота несколькими попаданиями, и сейчас вода с тихими журчанием лилась на неё, отчего по ярко фиолетовому костюму растеклись тёмные влажные дорожки.
Идеальная тишина — только звук воды, поблёскивающим ковром покрывшей все помещение. Возле тел вода чуть темнела лёгкой красноватой дымкой.
Таэр снова надавила на спусковую клавишу, нарушив тишину жужжанием, и тело мужчины еле заметно дернулось, когда в спину попало ещё несколько пуль.
Осторожно ступая по мокрому полу, покрытому скрипучими осколками плиток, они подошли к цели. Напарник пинком отшвырнул в сторону лёгкий парализатор, который сжимала в руке цель, и замер, сделав пару шагов назад. Таэр присела на корточки возле мужчины и перевернула тело на спину.
Коричневый пиджак потемнел от воды и крови и слегка поблёскивал. Намокшие тёмные волосы прилипли ко лбу, карие глаза с длинными «женскими» ресницами были широко распахнуты, на полноватых губах играла лёгкая улыбка, из довольно широкого, слегка вздернутого носа, и из уголка рта текли тонкие, чуть размытые водой, алые струйки. На лице цели застыло удивленно-радостное выражение, будто ему сделали неожиданный, но приятный сюрприз.
Она уже принялась обыскивать карманы, как вдруг её прервал удивлённый возглас напарника. Таэр рефлекторно потянулась к оружию, одновременно поднимая взгляд, и — замерла.
Глаза цели мягко светились синим. Она даже не успела удивиться, как свечение погасло и над телом примерно на уровне лица Таэр соткался небольшой, с яблоко размером, светящийся шарик мягкого красновато-жёлтого цвета. Слегка размытый, он напоминал пламя свечи, висящее в воздухе.
И в этот момент её накрыло липкой волной животного ужаса.
— Закрой глаза! Не смотри! — заорал откуда-то сбоку напарник.
Но она уже смотрела и в голове дико металась паническая мысль.
«Мы убили его неправильно!»
Она не знала, почему «неправильно» и как надо было его убивать «правильно», но вдруг осознала, что ТАК убивать его было нельзя и что прикосновение этого огонька — это самое жуткое и страшное, что может произойти. Это отвратительно, это гаже, чем смерть. Это — перестать быть собой, это — абсолютный конец, это — страшно и мерзко.
Осознание затопило её разум, она не знала, откуда взялась эта мысль, но её истинность была очевидна. Она была слишком близко — Таэр хотела убежать как можно дальше от этого шарика или хотя бы отвернуться, но с ужасом поняла, что не может сдвинуться с места. Даже закрыть глаза не может! Её сковал страх, тело ей больше не подчинялось — она не верила что так бывает. Тем более, что такое может быть с ней — оказаться парализованной страхом. Сознание билось внутри парализованного тела, изо всех сил пытаясь хотя бы чуть-чуть прикрыть глаза — хотелось кричать от ужаса, заполнявшего её, но не получалось даже этого.
Шарик, слегка покачиваясь, будто подгоняемый лёгким ветерком, стал приближаться к лицу. Сознание взвыло мольбой: «Пожалуйста, только не меня! Не меня! Не ко мне! Не хочу!»
По мере приближения огонька в глубине груди росла, подбираясь к сердцу, какая-то мерзкая тянущая тяжесть — это гадкое чувство становилось всё сильнее, заполняя всё тело. Мешало дышать. Хотелось кричать… хотя бы просто вздохнуть — получить облегчение — хотя бы умереть, но только не ЭТО. Но ничего не получалось, оставалось только мысленно выть от ужаса и наблюдать, как огонёк приближается. Он был уже совсем близко — на расстоянии примерно ладони — лицо уже ощущало мягкое тепло, идущее от шарика. И это тепло, непонятно почему, заставляло сознание метаться и верещать обезумевшим от ужаса животным.
«Этого не может быть на самом деле! — Выло сознание. — Мне не может быть так страшно, у меня блоки, я не могу так бояться!»
Таэр поняла, что это сон, реальность не может быть настолько страшной. Но она была уверена, что прикосновение огонька во сне будет ничуть не менее страшным и отвратительным. Она попыталась проснуться, но ничего не вышло, от этого стало ещё страшнее.